Солдатский маршал [Журнальный вариант] - Сергей Михеенков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последний батальон, который действительно мог решить судьбу Москвы, тем временем находился под Калинином. Но снять оттуда его фон Бок так и не осмелился. Этот батальон день и ночь не выходил из боя, его непрерывно атаковал батальон противника, принадлежащий одной из стрелковых дивизий Калининского фронта.
Командующий группой армий «Центр» начал получать из штабов своих армий и соединений тревожные донесения: его войска не могли больше продвигаться вперёд, а то, что в результате жесточайших боёв достигнуто, оплачено слишком большой кровью германских солдат. Переутомлённый и больной, фон Бок запросил главнокомандующего сухопутными войсками фельдмаршала фон Браухича об остановке операции. Браухич, зная, что Гитлер отреагирует на такое известие слишком нервно, ответил, что «не в его компетенции принимать такое решение». Бои продолжились. Фон Бок, видимо, чувствовал, что русские вот–вот предпримут нечто такое, что германским войскам ещё не доводилось испытывать во время похода на восток.
И фон Бок, и фон Браухич на своих постах продержатся недолго, вскоре они будут отстранены от командования войсками и отправлены — один в резерв, другой на излечение.
Глава восемнадцатая
БИТВА ЗА КАЛИНИН И МОСКВУ. ВПЕРЁД!
«… Принято к исполнению, нажимаю вовсю!»
В дни калининского «сидения» в жизни Конева произошло некое событие, которое впоследствии изменит всю его личную жизнь. Однако вначале он не придал этому событию особого значения.
Все эти дни, как вспоминал адъютант командующего Саломахин, они жили в просторной избе. Обед им готовила хозяйка. Саломахин приносил тушёнку, хлеб, и хозяйка варила им картофельное пюре, сдобренное тушёнкой. Тем немногочисленный штаб Калининского фронта и питался. Когда у Конева обострилась язва желудка, он попросил Саломахина найти опрятную женщину, которая умела бы хорошо и более разнообразно готовить и которая бы согласилась ещё и убираться в его комнате. Не мог он заставлять своих сослуживцев, будь это даже рядовой боец тыловой части, принуждать ухаживать за собой. Денщичество он возненавидел с 1916 года, когда в 212‑м полку вынужден был терпеть власть глумливого фельдфебеля.
Саломахин отправился в расположение тыла 30‑й армии. Разыскал заместителя по тылу, сказал: так, мол, и так, нужна скромная, работящая, чистоплотная.
— Есть такая? — спросил он тыловика.
— Есть, — тут же ответил тот. — Антонина Васильевна Петрова. Самая что ни на есть образцовая. Имеет благодарность по службе. Только ты сам с нею договаривайся. Если согласится, я отпущу.
— А где она, твоя Антонина Васильевна?
— Да вон она. — И офицер кивнул на буфетчицу.
Рассказ Антонины Васильевны Коневой (Петровой) в пересказе дочери Наталии Ивановны Коневой: «В штабе фронта, куда Антонину привез адъютант Саломахин, была комната командующего. В ней стоял заваленный картами стол, деревянная скамья, узкая железная кровать, накрытая солдатским одеялом, а под кроватью тапочки. В комнате было пыльно, неуютно. Мама тут же начала наводить порядок и чистоту. Вошел командующий — высокий, худой и очень усталый, как вспоминала мама. Он куда–то спешил и на ходу надевал шинель. Посмотрел на молоденькую девушку, растерянно стоявшую посреди прибранной комнаты, и сказал очень мягко, несмотря на суровый вид и привычку отдавать приказы: «Ну, будь хозяйкой», — и почти сразу уехал.
Их близкие отношения начались спустя полгода после этой встречи.
Он к ней долго присматривался, расспрашивал о родных, о ее жизни до войны. Она с самого начала понимала, что приглянулась командующему. Отец все больше привязывался к этой милой, кроткой с виду, но с сильным характером девушке. Молоденькая Тоня обладала той женской преданностью и надежностью, теплом и добротой, которых ему не хватало в другой жизни, с женщиной, что «не умела ждать».
На первый взгляд, типичная ситуация. Полевые жёны были и у Рокоссовского, и у Жукова, и даже у многих командармов. Война, какой бы долгой она ни была, в конце концов закончилась, и генералы вернулись в свои семьи, к законным жёнам.
Но для Конева фронтовая любовь стала судьбой.
Антонина Васильевна Петрова родилась на хуторе Мухино Торопецкого уезда Псковской губернии в многодетной крестьянской семье. Вот откуда и трудолюбие, и умение делать любую домашнюю работу. Тем не менее Антонина смогла окончить сперва начальную школу, а потом и среднюю. В шестнадцать лет с подругами уехала в Москву, на заработки. Устроилась в Наркомат леса, буфетчицей. На паях с подругой снимала комнату. Вскоре началась война. Подруги пошли в военкомат. Их направили в 31‑ю армию. Во время вяземского сражения 31‑я армия была сильно потрёпана и отошла в район Ржева. Когда началось отступление и паника, кто–то из штабных офицеров приказал весь женский персонал отправить на грузовиках в Москву. В военкомате девчат начали агитировать пойти работать на заводы. Но они снова попросились на фронт. Их направили под Калинин, в 30‑ю армию.
Когда случались свободные минуты, Конев просил Антонину рассказать о своей родине. Она рассказывала, какой красивый край — окрестности Торопца — Жижицкое озеро, где сохранилось имение композитора Мусоргского, каменистые холмы, поля, засеянные льном, прозрачные, как небо, реки… Конев слушал её и представлял свою родину — засыпанные снегами леса, кондовые дома Лодейна, лица земляков. Эта простая псковская девушка подарила ему то, что, как ему казалось, он потерял уже навсегда.
Живому человеку на войне — не только война…
В ночь на 1 декабря 1941 года в Ставке решалась судьба не только Калининского фронта, но и всей битвы под Москвой. Как рассказывал маршал Жуков в своих мемуарах, после тщательного и всестороннего изучения характера и результатов боев войск фронта Ставка пришла к выводу, что метод частных атак, предпринятых на различных направлениях 27–29 ноября, неэффективен и в дальнейшем он не принесёт тех результатов, которые нужны теперь.
Ещё накануне Коневу позвонил Сталин, поинтересовался обстановкой и пока в общих чертах, без обозначения конкретной даты, сказал, что Калинин в ближайшие дни должен быть взят.
По замыслам Ставки и Генштаба предусматривалось одновременное нанесение ударов силами Западного, Калининского и правого крыла Юго — Западного фронтов с целью разгрома ударных группировок противника, действовавших севернее и южнее Москвы с охватом всей западной группировки. Контрнаступление предполагало создание контрклещей, почти в зеркальном их виде.
Маршал Конев: «В соответствии с замыслом Ставки командующие фронтами приняли свои решения. Жуков решил нанести главный удар на клинском и истринском направлениях, разбить основную группировку противника на правом крыле фронта, а ударом на Узловую, Богородицк — фланг и тыл группировки Гудериана на левом крыле фронта. На правом крыле удар в общем направлении на Клин наносили войска 30‑й армии, 1‑й ударной армии, 20‑й, 16‑й армий. Должен сказать, что Западный фронт был усилен 1‑й ударной армией, 20‑й армией, а на левом крыле 10‑й армией.
Войска Калининского фронта, не имея, повторю, превосходства в силах и средствах над противостоящей им 9‑й армией противника, вместе с тем занимали исключительно выгодное оперативное положение, глубоко охватывая с севера вражеские войска, наступавшие на Москву.
В результате активных действий наших войск в октябре — ноябре 1941 года 9‑я немецкая армия развернулась, точнее, мы ее заставили развернуться, фронтом на северо–восток. Войска Калининского фронта нависали над ней. Мы знали, что 9‑я армия развернута на широком фронте в одну линию, все ее войска втянуты в сражение и уже начали выдыхаться. Момент для начала контрнаступления был самый подходящий».
Маршал Жуков («Воспоминания и размышления»): «Командующий фронтом генерал И. С. Конев, получив приказ Ставки, доложил, что выполнить его не может из–за нехватки сил и отсутствия танков. Он предложил вместо глубокого и достаточно мощного удара, намеченного Верховным Главнокомандованием, провести частную операцию по овладению Калинином.
Ставка совершенно справедливо заметила, что предложения командующего Калининским фронтом не только не соответствуют, а прямо противоречат общей цели — решительному контрнаступлению под Москвой.
И. В. Сталин поручил заместителю начальника Генштаба генералу А. М. Василевскому, подписавшему вместе с ним упомянутую выше директиву о создании ударной группировки Калининского фронта, переговорить с генералом И. С. Коневым, разъяснить его ошибку и суть дела. Александр Михайлович прекрасно выполнил это поручение. Опираясь на детальное знание оперативной обстановки на фронте, его состава и возможностей, он сообщил 1 декабря И. С. Коневу по «Бодо»:
